Рассказ "Анна Яковлевна"

Здравствуйте. 

Рискну представить вам один из своих рассказов. Пишу, скорее для себя, серию "Записки маникюрши". Короткие истории женщин, о женщинах и для женщин. Все персонажи - мои любимые клиенты. Но, разумеется, личные данные и еще некоторые нюансы повествования мною умышленно изменены.

P.S. Не судите строгого ;)

Анна Яковлевна

Всегда с особым трепетом готовлюсь к её приходу. Женщина с большой буквы. Точно знает, что ей идет и потому всегда выглядит изысканно. Ее возраст определить затрудняюсь, наверное около пятидесяти. Ухоженные руки. Аккуратный маникюр. Делает его исключительно сама. Но ногти немного слоятся, потому я предложила укрепление гелем. Так каждый месяц, ни разу не пропустив и ни разу не опоздав, Анна Яковлевна приходит в мою студию.

Вот и сейчас, как только электронные часы зажглись нулями, в коридоре послышались четкие шаги.

Минута, и в дверном проеме показалась сама Анна Яковлевна. Я невольно восхитилась точеным силуэтом и дала себе клятвенное обещание не есть после шести. Юбка-карандаш с завышенной талией из плотной шерсти. Тонкие щиколотки.

Ни грамма лишнего веса. Изысканная блузка в синюю полоску с воротником-галстучком. Ярко-красная помада выгодно оттеняла холодный тон блузы. Волосы цвета грецкого ореха были, как всегда, идеально уложены. Царская осанка, с немного приподнятым подбородком добавляла образу строгости.

В динамиках играла музыка Фрэнка Синатры. Сегодня у меня такое настроение, уверена, что гостья не против. На всякий случай спросила.

- Не против, конечно, - Анна Яковлевна сдержанно улыбнулась и я заметила, что она губами подпевает Синатре.

- У Вас отменный музыкальный вкус, - отметила моя клиентка. И замерла, задумчиво глядя мимо меня чуть прищурившись.

Через пару треков я решила нарушить молчание и завести ни к чему не обязывающую беседу.

- Смотрели открытие Олимпиады? – спросила я.

- Смотрела, - Анна Яковлевна слегка наклонила голову, хитро улыбнулась глазами из-под ресниц, - смотрела лично. И открытие ... и закрытие...

Я растерялась: Олимпиада в Сочи открылась три дня назад… Гостья с интересом наблюдала за моей реакцией. Признаюсь, у меня ушло не менее двух минут, чтоб понять подвох.

- Вы были на Московской Олимпиаде 80?! – воскликнула я. Эта догадка вызвала у меня восторг.

- Была, - ответила моя собеседница. Очевидно, что Анна Яковлевна удовлетворена моей реакцией, но решила выдержать паузу и собраться с мыслями.

Переключив все свое внимание на работу, я искала предлог как бы продолжить разговор на столь интересную тему, но решила сделать это чуть позже. Зажужжала аппаратом, внимательно рассматривая руки гостьи.

На безымянном пальце левой руки кольцо - белое золото или платина, я в этом не специалист - в центре, довольно крупный камень цвета шампанского в классической оправе. По мелким царапинам видно, что кольцо не снимали много лет. Сейчас его вряд ли вообще удаться снять. Металл впивался в кожу и очевидно, что костяшки средней фаланги претерпев некоторые возрастные изменения, не пропустят узкий диаметр кольца.

- Красивое кольцо, - делаю я абсолютно искренний комплимент.

- Спасибо. Это подарок одного человека, - гостья выдернула левую руку из моей ладони, чтобы взглянуть на свое украшение.

- Цвет камня необычный, - заметила я.

- Желтый бриллиант, - ответила Анна Яковлевна.

- Как из фильмов, похоже на…, - я не успела договорить.

- На помолвочное кольцо? Так и есть.

Я опять притихла, побоявшись быть бестактной, но неожиданно,гостья решила развить тему.

- Ой, Аленочка, вы меня просто за живое задели, и еще эта музыка...

Далее у нас состоялась длинная и увлекательная беседа, по ходу которой, Анна Яковлевна открывалась для меня с неожиданной стороны.

Оказалось, что моя гостья - коренная москвичка и хоть она и деликатно ушла от упоминания должностей своих родителей, очевидно, что это была интеллигентная семья, отец маленькой Ани активно продвигался по партийной линии. С семидесятых годов, семья жила в двухкомнатной квартире почти в центре столицы. Сама Анна, замечу, окончила Институт международных отношений, куда «простому смертному» поступить было почти невозможно. Но это о том, что осталось за скобками нашей беседы.

В декабре 1979 года, Анне-студентке, круглой отличнице и активистке, практически в приказном порядке объявили, что она работает волонтером на летней московской олимпиаде. Действительно, лучше кандидатуры и не найти. Политически грамотна, спортивна, староста группы, из хорошей семьи, блестяще владеет английским и немецким. В общем, спортсменка, комсомолка, а главное - красавица. Девушка не то что была не против, а с воодушевлением приняла предложение.

Анна Яковлевна с восторгом рассказывала, как Москва готовилась к Олимпиаде. Как на улицах стояли красивые, словно Дяди Степы, милиционеры, какое огромное количество цветов было высажено в парках и скверах, в магазинах появились невиданные ранее продукты. Тогда Анна полюбила сыр «Виола» в ванночках и по сей день предпочитает его на завтрак. Москва стала чуть ли не закрытым городом, куда не пускали без прописки, отменили иногородние экскурсии, командировки. Одним утром Анна осознала, что в доме стало тихо. Двор опустел. Всех детей рассовали по пионерским лагерям. На улицах непривычно пустынно. Но появились нарядные автомобили такси и роскошные по тем меркам автобусы Икарусы. Удобство Икарусов Анна оценила на себе. На таких вот автобусах она встречала в аэропорту иностранные делегации, на этих же автобусах проводила ознакомительные экскурсии по Москве. Работа ей очень нравилась. С комсомольским задором рассказывала о чудесах коммунистической стройки о счастливой жизни простых советских граждан...

Через некоторое время заметила на экскурсии постоянного посетителя. Мужчина, внешне солидно выглядящий, но в нелепых шортах чуть ниже колена, что Анна посчитала верхом неприличия. Позднее, этот мужчина подошел к ней в столовой, присев за столик. Завязалась беседа. Анна старалась быть любезной с гостями Олимпиады, да и, что греха таить, пообщаться с иностранцем вот так вот лично – это же очень интересно. Роберт, как оказалось о не на много старше Ани, по профессии - доктор, американец. США проигнорировали Московскую Олимпиаду, но молодой человек приехал с командой другой страны. Анну очень подкупило то, как искренне иностранец восхищался размахом мероприятия, рассматривал свой приезд в СССР как большую удачу -счастливый билет. Девушка любезно согласилась показать гостю московское метро. С этого все и началось. Они ежедневно встречались, гуляли по олимпийским объектам, иногда по Москве, смотрели соревнования, болели за спортсменов (всегда за советских).

- А сотрудники КГБ за вами не присматривали? – спросила я.

- Присматривали, конечно, но мы их не замечали, не обращали внимание, видимо. Но помню, когда умер Высоцкий, я рассказывала Роберту о его песнях, читала наизусть стихи и даже обронила, что хорошо бы съездить на кладбище и положить цветы на место захоронения поэта. Вечером моя соседка по комнате подошла, и, взяв за руку, тихо прошептала «Анечка, не надо пока ездить на могилу». Я все тут же поняла, и больше вопросов ко мне не было.

- Никаких? Вот так вот вы крутили роман с американцем и спецслужбы это не интересовало?

- Наверное, интересовало. Но мы ничего предосудительного не делали. Политику не обсуждали, он положительно отзывался о советском строе. Мы никогда не уединялись, поцеловались всего один раз, после закрытия Олимпиады, когда все плакали, и я плакала, и Роберт плакал. Спортсмены садились в автобусы, тут, как по команде пошел ливень. Стеной. Такой сильный, что все вокруг стало размытым, ничего не разглядеть. Мы тогда поцеловались, плакали и целовались, глотали соленые слезы и дождевую воду.

Анна Яковлевна по-девчоночьи наморщила нос. Но через пол секунды стала вновь серьезной.

- Замечу, это к Вашему предыдущему вопросу, Аленушка, мне не доверили провожать делегацию. Встречать доверили, а провожать уже нет.

- Почему?

- Не знаю почему. Может, боялись?

- Вы влюбились?

- Влюбилась без памяти. Жила от письма до письма, мы же обменялись адресами с Робертом и строчили длинные письма друг другу. С этими письмами я не расставалась .перечитывала сотни раз, знала наизусть, но перечитывала все равно.

- Вас никуда не вызывали по этому поводу?

- Удивительно, но никто со мной никакой работы не проводил. Подозреваю, что наши письма читались, но там кроме «люблю» и воспоминаний о днях Олимпиады, ничего особенного не было.

- То есть роман по переписке с американцем для вас не имел никаких последствий.

- Ну, как это не имел, имел. Я сильно съехала по успеваемости, забросила общественную работу. Меня вызывали на ковер, намекали, что я не теми приоритетами руководствуюсь, но не больше. Я ж похудела тогда, на пятом курсе. Одни глаза остались. После института все получали распределения, меня распределили сюда, в ваш город, в архив городской библиотеки, отделение иностранной литературы. Подозреваю, что такое распределение тоже было неслучайным. Считай - ссылка. Небольшая зарплата, комната в общежитии, где у меня, кстати, украли «олимпийские» кроссовки в первый же вечер. Но мы продолжали переписываться. Этими письмами только и жила. Мне даже нравилась моя затворническая жизнь в архивах. Никто не трогал.

- А мужчины? Разве за вами не ухаживали?

- Кто-то пытался, но быстро теряли интерес. На фоне воспоминаний о Роберте, они все сильно проигрывали.

- И сколько это продолжалось?

- Пятнадцать лет.

- Что?! Вы переписывались пятнадцать лет? - я аж замерла, услышав такое.

- Вначале переписывались, потом перезванивались. А когда в стране рухнул железный занавес, начался хаос, Роберт приехал и сделал мне предложение.

- Расскажите как это было? Как вы встретились?

- Помню, как раз морозы ударили, Роберт купил билеты, попросил встретить его в аэропорту в Москве. Я тогда решила, что погуляем по столице, сюда не поедем. Стыдно было приводить его в свою комнатку, показывать конурку в пыльном архиве. Роберт к тому времени стал профессором медицинского университета. Жил в большом доме. Специально его обставлял, высылал мне фотографии, даже обивку мебели и занавески выбирал, опираясь на мой вкус. Я к его приезду сшила себе вечернее платье.

- Вы шьете?

- Очень люблю это дело, и сегодня немножко балуюсь, вот блуза, к примеру, моих рук и фасон и пошив.

- Анна Яковлевна, да вам же модельером быть нужно.

- Ну, не модельер конечно, но портняжничать очень люблю. Вот, помню, за ночь сшила себе вечернее платье в пол, попросила у подружки дубленку (тогда это было очень модно) и поехала в Москву. Роберт, надо отдать ему должное, настоящий джентельмен, заказал два отдельных номера в шикарной гостинице. Когда стояла на встрече рейса и трусилась как осиновый лист, вдруг не узнаю или он меня не узнает? А он как нарочно вышел, чуть ли не самым последним.

- И что Вы сказали?

Анна Яковлевна прикрыла глаза и опять сморщила нос.

- Удивительно. Но в первые минуты мы почти не говорили. Бегом-бегом в машину. Таксист - наглец - обманул и содрал какие-то бешеные деньги в долларах до гостиницы. Потом мы поехали по нашим местам, он смотрел, как изменился город со времени нашей первой встречи... И уже вечером в ресторане отеля сделал предложение, подарив вот это вот кольцо.

- Вы согласились?

- Безусловно согласилась. Сбылась моя мечта. Я столько лет ждала этого момента.

- И поженились?

- Ну, что вы, чтоб выйти замуж за гражданина другого государства необходимо пройти массу унизительных процедур. Это только в кино влюбленные едут в ЗАГС и расписываются. К сожалению, такой брак с иностранцем не считается действительным. Через неделю Роберт улетел, а я еще год выправляла документы.

- Год?

- Го-о-од. Собирала какие -то бумажки, характеристики, абсурдные справки. Мне даже пришлось выклянчивать документ из милиции, что я не ущемляла прав чернокожего населения. Представляете абсурдность ситуации? Надо мной откровенно смеялись и несколько раз просто выгоняли из кабинетов. Потом проходила медобследование, собеседование в посольстве, где задавались не самые приятные вопросы. Читали наши письма, в мельчайших подробностях допрашивали о наших взаимоотношениях, я в конце не смогла сдержать слез от этого унижения. Женщина, которая интервьюировала меня, всем своим видом демонстрировала, что не верит ни единому слову, каждый описанный мною факт подвергался сомнению. Я тогда все время плакала. Каждый день. Жесточайший стресс…

- А не поехали потому, что Вас не выпустили?

- Выпустили. Поехала.

- А как же, вы же сейчас... - я растерялась.

- Вернулась. Через полгода.

- Как?! - меня как обухом ударило, - через столько прошли и вернулись?! Тогда? В девяностые?! Любовь прошла?

Я осеклась, мой вопрос может быть неуместным. Но Анну Яковлевну, казалось, моя бестактность не смутила.

- Любовь? To live is to love; all reason is against it; instinct is for it.

Я с трудом поняла цитату, но переспрашивать гостью не стала. Пауза немного затянулась. Видно было, что Анна Яковлевна подбирает нужные слова.

- Не смогла. Вот просто, банально, не справилась. Не сдюжила. Не выдержала. Слабый я человек, видимо. Все конечно, красиво. В магазинах - изобилие. Но у меня там жить не получилось.

- Почему?

- Ну, во- первых, я там никого не понимала и меня никто не понимал.

- У вас же образование, вы же так хорошо знаете английский

- Судя по всему, нас учили какому-то другому английскому. Поддержать разговор или просто спросить дорогу у меня не всегда получалось. Странно, но кроме Роберта меня никто не понимал. А еще там абсолютно нельзя без машины. Роберт купил автомобиль, но водить я совсем не умела.

- Но этому же можно научиться?

- Наверное, можно. Но оказалось, что в этом деле я плохой ученик. И даже не в машине дело.

Анна Яковлевна заговорила быстро. Но чеканя каждое слово, как печатная машинка:

- Каждое утро - ад. Роберт уезжал на работу, а я оставалась одна. В тюрьме с аквамариновыми шторами.. Как зверь в клетке, маялась из угла в угол. Именно маялась. Вы представляете, каково это, как будто бы тебя выбросили на другую планету. Я не могла включить телевизор, а когда научилась его включать - ничего не понимала, что там говорят. Я не могла включить кондиционер, чтобы дома стало прохладнее. Да что там кондиционер, я банку с лимонадом открыть не могла. Вечером, если и выезжала с Робертом в магазин, то это почти всегда - до слез. Долго мялась перед автоматическими дверями, так что люди на меня оборачивались. Магазин самообслуживания у нас в России тогда был в новинку. А еще нужно умудриться эту телегу отцепить, для этого бросить 25 центов, а потом еще обратно их забрать. Такая система, у меня аж руки тряслись. Продукты все незнакомые. Ни селедки, ни гречи, ни творога. Йогурты - сладкие, моего любимого кефирчика днем с огнем не найти. «Виолы» тоже нет. В «макдональдсы» всякие я не ходок. И вообще фастфуды меня пугали, особенно автоматы с напитками. В нью-йоркском метро я просто разрыдалась. Пройти туда - это отдельная система. Как в Пентагон, честное слово. А само метро, бррр, понимаю почему Роберт просил меня показать московский метрополитен. У них, потому что не метро, а подземка настоящая. С крысами, мусором. Мы же в России привыкли к мозаике, витражам, позолоте. А у них там убогая плитка, как в общественном туалете. Пол земляной. Все толкаются, куда ехать непонятно. И люди. Самое ужасное - это люди. Никто тебе не уступит места, все они мне казались какими-то неряшливыми что ли. У молодежи длинные сальные волосы, начесанные, «налаченные». Рваные джинсы во в самых немыслимых местах. Бесформенные спортивные штаны, даже на изящных девушках. Серьги в носу, в бровях. Татуировки. У меня не было ничего общего с теми людьми. После Нью-Йорка я наотрез отказалась поехать куда-либо еще.

- А почему Роберт Вам никак не помог влиться, адаптироваться?

- Бедный Роберт. Он мне очень помогал, он безумно старался, но я не могла, никак. Даже эта их пища или пересоленная, или жирная, или переслащенная. Вы знаете их любимую арахисовую пасту? Американцы ее едят со всем, чем только можно. На вкус - гуталин.

- Вот тут я соглашусь, - ответила я, - сама «купилась» пару месяцев назад. Взяла банку так хорошо знакомой по американскому кинематографу арахисового масла, но есть не могла. Так и стоит в холодильнике.

- Вот-вот, - вторила мне гостья, - Вы мне потом напомните, я раздобыла рецепт печенья, на основе этой пасты. Вкусное, я вам скажу, получается печенье. Роберту оно нравилось и мне тоже угодило, но больше никуда эту арахисовую замазку я утилизировать не могла.

- Ну, к еде, со временем, наверное, можно привыкнуть? – предположила я.

- К еде можно. Но я не могла привыкнуть, что по дому все ходят в уличной обуви. В гости идут со своей едой и угощают друг друга сендвичами- бутербродами. Для меня это все так дико было. Я ж еще дурочка такая. Супы, борщи варила, холодец на праздник. Этого никто никогда не ел. У меня начали лезть волосы. Я впала в настоящее отчаянье. Роберт однажды вывез меня в магазин тканей. О! Пожалуй, это лучшее, что произошло со мной Америке. Я как ребенок, металась по магазину, выбирая отрезы, пуговицы, нитки. Месяц сидела за шитьем. Роберт подарил роскошную, по тем временам, швейную машинку. Двенадцать видов строчки, да еще и оверлок купил, отпариватель. Я с упоением шила платья, брюки, блузы... А через месяц, когда ткань закончилась, поняла, что носить этот ворох одежды мне, собственно, некуда. Упаковала все эти тряпки в чемодан. Села вечером напротив Роберта. Все ему объяснила. И через два дня уже ревела в подушку в комнате своего общежития.

- А потом? – спросила я.

- Суп с котом, - ухмыльнулась Анна Яковлевна.

- Роберт не приехал за Вами?

- Нет, что Вы. Это же девяностые годы. В Америке он - светила медицины, а у нас тогда свои медики на рынке стояли. Нищие, да и сейчас не сильно разбогатели.

- Вы общаетесь?

- Нет. Он меня не понял. Попросил только, чтобы я оставила кольцо себе на память. Но больше мы ничего друг о друге не знаем...

Глухая тишина заполнила комнату.

Я осмелилась заговорить первой:

- А сейчас? Может попробовать его найти? Через Интернет, социальные сети, телевидение?

- Ну, что Вы? Поезд ушел давно. У него своя жизнь. Жена не поймет наверное. И я не дружу с компьютером, если честно.

Набравшись наглости я все- таки задала вопрос, который меня мучил уже несколько минут:

- А сейчас? Ведь у нас теперь те же лимонады, супермаркеты, DVD, мобильные телефоны, машина почти в каждой семье. Сейчас вы бы смогли вписаться?

- Наверное, да. Но я же говорю, время упущено.

Гостья ушла в себя, и я поняла, что тема закрыта.

Свою работу я тоже уже закончила.

Как обычно, классический френч, но на кончиках двух ногтей расположила широкую аквамариновую оторочку дублирующую белый кончик, а по верху- полуобъемные ажур с легким-искрящимся отблеском. На дворе зима.

Перед уходом Анна Яковлевна вспомнила о своем обещании:

- Рецепт! Не записывайте, там все просто. Стакан пасты, стакан сахара, яйцо, немного соды.

Печенье я испекла этим же вечером. Рискнула, добавив шоколадную крошку. И не пожалела. Хрустящее, сахарное, с ярким ароматом арахиса лакомство таяло во рту. Сидя перед монитором компьютера с печеньем и чашкой ромашкового чая, я прокручивала историю Анны Яковлевны в голове.

Пронести любовь через годы. Вытерпеть унижения, разлуку, запреты. И, как банально это звучит, «любовная лодка разбилась о быт». Анна Яковлевна так и не вышла замуж. Хотя в прекрасной форме и может найти подходящую партию. Но нет...

А Роберт? В беседе гостья неоднократно называла и фамилию и университет где он работал. Ах, простите меня, Анна Яковлевна, за любопытство. Ввожу известные мне данные в поисковую строку...

Через пару минут я уже рассматривала фотографии Роберта. Найти его не составляет труда. Он по-прежнему работает в том университете. Автор многих научных работ. Огромное количество благодарных студентов упоминают его имя. Недавно отметил свой юбилей. Не женат. Детей нет. На одной из фотографий Роберт запечатлен со своими двумя спаниелями, в кадр попала часть окна с красивыми синими занавесками и каминная полка, где среди прочих я смогла разглядеть черно-белую фотографию девушки с двумя тугими косами. Лицо на фото невозможно разобрать, но осанка и вздернутый подбородок показались мне хорошо знакомыми...